Выставка графических работ

Двое абсолютно непохожих друг на друга художников, даже внешне — могучий сутулый бородач-хиппи Евгений Михнов-Войтенко и небольшого роста аккуратный Леонид Борисов. Принадлежа к разным поколениям (родившийся в 1932 году Михнов-Войтенко на одиннадцать лет старше Борисова), в 1970-ые и 80-ые годы они участвовали в групповых выставках нонконформистов. Общая художественная среда в то время была во многом важнее индивидуальных различий. В русской культуре второй половины ХХ века по-прежнему есть две несовместные части — «официальное» и «неофициальное» искусство. Социальное разделение остается важнее творческого, этика до сих пор определяет эстетику, — и, как оказалось, не зря.

«Абстракционист» в Советском Союзе после хрущевского разгрома выставки в Манеже в 1962 году — расхожее ругательство, ушедшее в народные массы. Слово для обозначения всего непонятного легко могло сделаться синонимом «врага» — об этом хорошо знали художники, которым приходилось отстаивать право на собственное видение мира. Понятие «эксперимент», в наши дни переставшее быть модным, точно описывало поиски в области чистой формы, которые в те годы вели российские художники. Отечественное абстрактное искусство, в отличие от Западной Европы и Америки, тогда еще не успело стать связным, целостным и глубоко разработанным художественным языком. Здесь каждый автор развивается индивидуально, буквально «на свой страх и риск» проходя путем открытий, часто уже сделанных другими, но в результате вырабатывает собственную манеру, углубляет ее и свободно компонует художественные направления, присоединяя к живописной абстракции сюрреализм, или связывая дадаизм 1920-х годов с новейшим минимализмом. Такими экспериментаторами в сфере нефигуративного искусства были Михнов-Войтенко и Борисов. Объединяющее их искусство главное свойство — это радикализм, или же предельность творческого высказывания.

Оба художника проявляют характерное понимание мировой культуры, подмеченное еще Достоевским. Михнов-Войтенко, полный осознания творческой миссии, выбирает соперников не только среди современников вроде Джексона Поллока, но начинает спор с Малевичем. Борисов определяет свое искусство в актуальной системе координат через взаимосвязь с концептуализмом и минимализмом, при этом пластически соревнуется в работах с Родченко и Лисицким. Отечественные художники в то время были лишены многого — зато у них был прямой путь, чтобы сделаться легендой.

Евгений Михнов-Войтенко учился в Театральном институте на курсе выдающегося художника Николая Акимова, но для передачи мироощущения выбрал самые передовые и модные приемы экспрессивной живописной абстракции. Работы, датированные серединой 1950-ых годов, удивляют своей энергией и мощью, и уже к концу десятилетия его искусство становится безошибочно узнаваемым. Художник стремится к особому состоянию, хорошо известному восточным мастерам живописи. «Моя живопись не изображает событие, она являет собой событие. Поэтому совершенно неверно считать её абстрактной, а событийной или конкретной» — так говорил Михнов-Войтенко.

Леонид Борисов был по образованию инженером и к искусству пришел самостоятельно. Первые геометрические объекты рождаются напрямую из удушливой монотонной атмосферы советских НИИ, где слышно неровное гудение ламп дневного света под потолком. Мыслящий в строгих научных рамках, художник увлечен исследованием чистой формы и поиском первоосновы. «Я использую свой математический опыт при создании работ, но изначально важным фактором для меня является сама идея. Без идеи картина — это не картина», — так сформулировал Борисов.

Оба они строили художественную судьбу вопреки сильнейшему давлению. Нефигуративное искусство было не только способом сопротивления, но открывало возможности для ускользания из-под гнета окружающей советской реальности. Не требуя постоянной проверки на соответствие видимым формам, абстракция погружала художника в особый мир и оставляла его наедине с актом творчества перед творимой картиной, изолировала от внешних раздражителей и учила медитативным состояниям, которые, пусть называя по-разному, высоко ценили оба художника. В творчестве каждого из них важное место занимала музыка, в особенности джаз. «Происходит развитие темы, пока не заканчивается картина», — под этими совершенно «джазовыми» словами Борисова мог подписаться и Михнов-Войтенко.

Есть особое художественное качество — им обладают работы, не подчиняющиеся никаким бюрократическим установлениям фондов и комиссий, создающиеся в первую очередь для себя и только потом в расчете на профессиональное одобрение коллег и друзей, что не может принести ни славы, ни богатства, ни почета, ни званий. В отсутствии галерей, критиков и коллекционеров в привычном сейчас понимании, автор сам оценивал свой труд и решал, какое место заслуживает новая картина. Неофициальное искусство, и абстрактное в особенности, демонстрирует необычное отношение к законченности, завершенности произведения. Художественное качество понималось как оптимальная степень внутреннего напряжения — настоящая работа должна обладать нервом. Эта потаенная, но упрямая интонация звучит сквозь каждую работу, как у Евгения Михнова-Войтенко, так и у Леонида Борисова. Хотелось бы, чтобы ее могли расслышать современные зрители.