Истинные задачи живописи

В 1988 году Вадим Овчинников разослал письмо с утверждением, что «истинные задачи живописи не входят в рамки понимания человека на сегодняшнем уровне его развития». Подобные произведения мэйл-арта Овчинников обычно отправлял от имени некоего Старшего Бухгалтера или загадочной «Коллегии ДП». При этом он сам, занимаясь живописью, ежедневно испытывал справедливость этого заявления. Впрочем, посетитель мастерской Овчинникова, войдя через дверь, покрытую абстрактными росписями, напоминающими фантастическую карту или нотную запись, чаще заставал хозяина музицирующим, чем пишущим картину. Овчинников с одинаковым увлечением создавал звуковую вязь на всевозможных музыкальных инструментах и цветовые покрывала- миражи на холстах или тканях, включая полотенца и простыни, если холста не оказывалось под рукой. Он писал маслом и акварелью, писал стихи и прозу, а еще теоретизировал в абсурдистском духе, продолжая Пруткова-деда и Даниила Хармса. 

Не только литературное, но и живописное творчество Овчинникова уходит корнями в петербургскую-ленинградскую культурную почву, продолжая «органическую» традицию авангарда – живопись Михаила Матюшина и его последователей из семьи художников Эндеров. И что особенно интересно, в творчестве Овчинникова, который приехал из казахского Павлодара в Ленинград взрослым молодым человеком, образы Матюшина и его учеников словно бы рождаются во второй раз. Так, в 1914-м Матюшин показал на выставке «Союза молодежи» композицию «Красный звон» - зрительный образ слышимого, который является возрожденным в картине Овчинникова 1990 года, представляющей алую пульсацию Солнца и пробивающиеся через нее изумрудные полосы космического «нотного стана». Более того, авангардная последовательность квадратов Малевича в 1988 году прирастает «Зеленым квадратом. Символом мировой революции в экологии», словно бы, Матюшин руками Овчинникова наконец решил вмешаться в судьбу супрематизма, началу которого немало поспособствовал, но идеологию не вполне разделял. 

Органическая культура использует мультимедийность для представления мира не

технически построенным, а живым: свободно меняющимся и при этом сохраняющим свое единство, динамичным и непредсказуемым («прибой не сосчитать», как сказано в стихотворении Овчинникова). Органический художник видит в звуках и слышит в красках. Его задача, говоря словами Матюшина, увидеть «все… одновременно, хоть на короткое время, <…> пробуя разом видеть все движущееся, тогда можно увидеть скрытую связь всего живого». И еще он стремится «разбить железный занавес спины», то есть он хочет стать слитно-прозрачным для мирового тела воздуха и света, хочет быть проводником потоков энергий и образов, которые собраны на оси взгляда вперед в бесконечность и одновременно на линии вспять, столь же безначальной. «Расширенное смотрение» Матюшина – идея о целостности мира, с которой художник воссоединяется каждым своим произведением. И у нее есть временное измерение, позволяющее задействовать память и воображение для расширения сознания. 

Если в охваченные научно-промышленной модернизацией 1920-е Матюшин облекал свои прозрения в форму закона о тоне сцепления, который цветом связывает наблюдателя, объект и среду, в период информационных технологий 1980-х,

открывающих виртуальные и дополненные реальности, Вадим Овчинников в живописи трансавангарда претворяет свои натурные наблюдения в медитативные архаико- футуристические образы, ведь путями духа уходишь гораздо дальше, чем дорогами тела. «Вибрации жизни сильнее в тихом сосредоточении», думал Матюшин. То, что в системе Матюшина являлось визуальной записью натурного опыта, в частности опытов озвучивания цвета, в творчестве Овчинникова превратилось в живописно- идеографические формулы состояний пространства, когда все стадии его развития, от архаических до современных проявляются одномоментно. В стихах Овчинникова слышатся те же пространственно-заумные, вневременные, потому что космически быстрые, объединения летучих образов, что и присутствуют в его живописи:

В конце концов лежит начало –

Напоминанье прозвучало

Затихло и забылось вскоре.

Невидимо шумело море

И скалы замерли как звери

Воздуходвижимым песком

Ласкаемы так осторожно

И бережно взлетает чайка.

Тень от крыла пугает стайку

Неоново холодных рыб

Метнувшихся привычно быстро

Над звездоногим существом

Не без кокетства но без страха

Прильнувшим к камню ненадолго.

Трещащ и звонок напев цикад

В горячем воздухе прохладно

Воспоминанье о Неве

Оба художника часто представляют в своих абстрактно-фигуративных композициях общие сюжеты. Это прорастание мира из семени, будь то разворачивание растения к Солнцу, или нарастание кристаллической ткани, или свет космического тела, который меняет пространство вокруг себя. Натурные виды побережий Невы и Финского залива у Матюшина – зоны расширенного смотрения на горизонты, где встречаются растения, воды и атмосфера, в живописи Овчинникова сменяют композиции «Город у моря» или «Место под Солнцем», в которых соединяются космическое пространство и врезанный в него клин человеческой цивилизации. Натурные картины и абстрактные композиции, у Матюшина обычно еще разделенные, в фантастической живописи Овчинникова живут нераздельно. 

Если авангард, как убеждает само его название, стремился в будущее, где и должна была осуществиться его утопия, а в случае органического авангарда это была идея всеобщей гармонии, достижимой на высшей стадии понимания человеком мира; то состояние трансавангарда – исторического момента 1980-х – начала 1990-х, когда в мире, еще недавно разделенном политически, вдруг рухнули стены и стерлись границы, - это состояние одномоментной представленности всего теперь, своего рода состояние всевозможности. Динамичный ум Овчинникова фиксирует эту атмосферную свободу жить в чистом открытом звуке мировых красочных тональностей, действовать в потоке превращений материи. Он представляет всевозможность живописи богатством тональных переходов, сочетающих мрак и сияние, жар и холод, консонансы и диссонансы. Каждая его картина – тональный очаг выплавки немеркнущих гамм, где глаз не «цепляется за предметы», но проживает их трансформацию, раскрывая символическую нотную запись истории Земли. 

Истинные задачи живописи мало изменились со времен пещерного искусства: это акт превращения краски в живой образ, наделенный энергией самостоятельного бытия. Овчинников показывает, что на самом деле неживого в физическом мире нет: краска на глазах превращается в формы и тела, которые возникают и обратно растворяются в стихии цвета, или, - словами Матюшина, - в «устремлении творящей жизни».