24
декабря
2016
12
февраля
2017
SOL INVICTUS
В центре экспозиции — мощная инсталляция из 12-и армейских ящиков для боеприпасов, оформленных художником с намеком на рождественские елки, где колючая проволока имитирует игольчатые ветви, а помещенные внутрь цветные лампы создают иллюзию гирлянд. Увенчанные символами разных культур и религий — крест, звезда Давида, полумесяц, пирамида, — они создают общий лес, в котором каждая конфессия представлена наравне с другой, являясь лишь единичным случаем некой общей реальности. Военный антураж отсылает к истории, намекая на способ, которым данные конфессии, подобно любой другой социальной иерархии, пробивали себе дорогу.
Другим лейтмотивом выставки является идея исчисления. Особый интерес представляет фото-инсталляция, в которой автор рисует огнем цифры и фиксирует эти кратчайшие мгновения при помощи длительной выдержки. Фотографии огненных чисел проецируются на стену выставочного зала, образуя настоящие цифровые часы, работающие в режиме реального времени.
Повисший в воздухе гигантский пистолет из экскаваторной цепи, расплавленная трехметровая рельса, подсвеченный флуоресцентной лампой полиптих, а также палиндромы и магические числовые квадраты — каждый объект выставки уникален и призван вовлечь зрителя в исследование визуального материала. Возникает вопрос: каким образом столь непохожие произведения, исполненные в разных жанрах, объединяются в одну экспозицию? На этот вопрос сможет ответить только сам зритель, художник же предлагает подсказку: 24 декабря — день зимнего солнцестояния — священное время, которое по-особенному отмечалось во многих культурах. Именно в этот день вновь рождалось солнце, празднуя собственную непобедимость и лишний раз доказывая бесконечность вселенского цикла…
Другим лейтмотивом выставки является идея исчисления. Особый интерес представляет фото-инсталляция, в которой автор рисует огнем цифры и фиксирует эти кратчайшие мгновения при помощи длительной выдержки. Фотографии огненных чисел проецируются на стену выставочного зала, образуя настоящие цифровые часы, работающие в режиме реального времени.
Повисший в воздухе гигантский пистолет из экскаваторной цепи, расплавленная трехметровая рельса, подсвеченный флуоресцентной лампой полиптих, а также палиндромы и магические числовые квадраты — каждый объект выставки уникален и призван вовлечь зрителя в исследование визуального материала. Возникает вопрос: каким образом столь непохожие произведения, исполненные в разных жанрах, объединяются в одну экспозицию? На этот вопрос сможет ответить только сам зритель, художник же предлагает подсказку: 24 декабря — день зимнего солнцестояния — священное время, которое по-особенному отмечалось во многих культурах. Именно в этот день вновь рождалось солнце, празднуя собственную непобедимость и лишний раз доказывая бесконечность вселенского цикла…
СТАТЬИ
Сомнительна правильность нашего летоисчисления. При неясности дат в годах трудно спорить о числах. Остается неизменным фактом лишь одно — император Юлий Цезарь ввел новый календарь, тот, который используется по сей день, и Новый год переместился на 1 января. Январь — символичный месяц для начала нового года! Первый месяц Нового Года был назван в честь римского бога Двуликого Януса. По преданию, один лик Януса был обращен назад, к прошлому, другой — вперед, к будущему…
Восьмое число январских календ торжественно справлялся в Римской империи гораздо раньше христианской реформы Константина Великого. Около 273 года император Аврелиан узаконил 25 декабря как праздник в честь зимнего солнцестояния под названием “Dies Natalis Solis Invicti” — «Рождество Непобедимого Солнца». Гелиогабал, верховный жрец храма Солнца в сирийском Эмесе на Оронте, сидит на императорском престоле и предписывает Риму обожать вывезенный с Востока конический аэролит “phallus” — символ производительности благого солнца. Идея, что все боги, национальные и чужеземные, не что иное, как олицетворение одного бога-солнца, получает не только религиозное, но и политическое значение. Римским императорам льстит мысль видеть то же единовластие на небе, что Рим создал на земле. Культ “Sol Invictus” был официально одобрен и специально предписан для армии.
Строители христианства, ломая старые языческие верования, имели, однако, огромное политическое благоразумие — не давать новообращенным массам возможность заскучать по старому культу, и оставляли в большей или меньшей неприкосновенности народный праздничный календарь, лишь истолковывая его сообразно требованиям новой религии, применяя древние торжественные дни к преданиям, легендам и христианским святыням. Благоразумие это было проявлено и по отношению к празднику 25 декабря.
Восьмое число январских календ торжественно справлялся в Римской империи гораздо раньше христианской реформы Константина Великого. Около 273 года император Аврелиан узаконил 25 декабря как праздник в честь зимнего солнцестояния под названием “Dies Natalis Solis Invicti” — «Рождество Непобедимого Солнца». Гелиогабал, верховный жрец храма Солнца в сирийском Эмесе на Оронте, сидит на императорском престоле и предписывает Риму обожать вывезенный с Востока конический аэролит “phallus” — символ производительности благого солнца. Идея, что все боги, национальные и чужеземные, не что иное, как олицетворение одного бога-солнца, получает не только религиозное, но и политическое значение. Римским императорам льстит мысль видеть то же единовластие на небе, что Рим создал на земле. Культ “Sol Invictus” был официально одобрен и специально предписан для армии.
Строители христианства, ломая старые языческие верования, имели, однако, огромное политическое благоразумие — не давать новообращенным массам возможность заскучать по старому культу, и оставляли в большей или меньшей неприкосновенности народный праздничный календарь, лишь истолковывая его сообразно требованиям новой религии, применяя древние торжественные дни к преданиям, легендам и христианским святыням. Благоразумие это было проявлено и по отношению к празднику 25 декабря.
— Есть ли у Вас какие-либо основополагающие принципы работы?
— Важно не испортить то, что создано природой. Я очень трепетно отношусь к вещам и стараюсь показать ту красоту, которая уже существует. Стихия сама по себе, взаимоотношения огня, воздуха, земли и воды — вот что является ключевым в моей работе. Например, это настоящая рельса — реди-мейд, но ее форма совершенно изменилась, и получилась чистая скульптура. Так поработала стихия огня: на Северном форту «Зверев» в 1970-е годы испытывали новые виды морского оружия — мины, торпеды, ракеты и глубинные бомбы, — и во время мощных взрывов плавилось всё, даже металл. Так рельса закалилась, скрутилась и превратилась в скульптуру. Не хочу сказать, что это сделал я. Но я нашел вещь, и это подарок судьбы. Теперь хочется показать ее, дать ей другую, новую жизнь. От каждого предмета идет определенная энергия, ведь он сделан для конкретных целей. Я лишь подчеркиваю знаковость той или иной вещи и расставляю акценты. А уже сам зритель будет догадываться, как и в каком качестве воспринимать эти предметы, какое звучание необходимо для современного времени.
— Вы случайно находите эти предметы или выходите в специальную экспедицию?
— Нет, ни в коем случае! Прелесть реди-мейда именно в том и заключается — вещь сама приходит; стихии либо с тобой взаимодействуют, либо нет. Для каждого хороша определенная стихия — он ее чувствует, понимает, воспринимает естественным образом. Одному приятно работать в металле, другому — с глиной. Один пишет картины маслом, другой — только акварелью, поскольку иначе не может. Если есть контакт с конкретно этим материалом — прекрасно, нет контакта — ничего не будет.
— У Вас есть контакт и с металлом, и с бумагой; Вы и график, и живописец, и инсталляцией занимаетесь…
— Скорее всего, не я ими, а они мной занимаются. К каждой вещи нужно найти ключ для того, чтобы ее разгадать. У меня классическое образование, и я вижу пластику во всем. Нужно говорить не иллюстративным языком, а пластическим, и таким образом общаться с миром и в первую очередь с собой, а потом показывать другим, если вещь начинает требовать, чтобы ее показали.
— Тема времени в Вашем творчестве — сквозная. С чем это связано?
— Мы живем в цифровой век, и хотелось бы найти контакт с числами, цифрами. Их всего-то от нуля до девяти, но почему-то они везде: номер квартиры, паспорта, дата рождения и т. д. В этом поле нужно найти себя как художника. Кстати, последняя работа, которую я делал, связана с Велимиром Хлебниковым. Он уделял много внимания числам и их значениям, так же и другие великие художники. Например, Леонардо да Винчи сказал: «Кто не знает математики, пускай не смотрит мои картины». Числовые значения, золотые пропорции — все это имеет смысл. Поэтому когда появляется ситуация, где я могу использовать числа, я с большим удовольствием это делаю.
— Вы также любите буквы, тексты. И даже Ваша живопись, как правило, текстовая.
— В Китае живопись появилась от иероглифа. Каллиграфия — высочайшее искусство. Она очень современна, потому что в ней есть все: и абстракция, и конкретика, и поэзия, и философия. Есть трактаты Ци Байши, который писал о движении кисти. Чтобы сделать иероглиф, надо знать, как должна работать кисть, рука, локоть, какое должно быть дыхание. Это своего рода праны: как направлять энергию через кисть на кончик пера или кисточки через тушь на бумагу. Это впечатляет.
— Вы занимаетесь каллиграфией?
— Нет, это очень серьезное дело. Хотя я люблю буквы, тексты. Я делаю авторские книги небольшого тиража. Люблю набирать их вручную —мне нравится бумага, ее фактура; держишь настоящую бумагу в руках и считываешь ее энергию. Мне кажется, в этом есть некая правда: и пластическая, и художественная, и содержательная — там все аккумулировано. Опять мы вернулись к проблеме стихий — они всюду, и главное — относится к ним трепетно и осознанно.
— Как Вы думаете, люди понимают Ваши работы?
— Честно говоря, не знаю. Это такое баловство: мне нравится, и я этим занимаюсь. Всем не угодишь, поэтому я решил раз и навсегда делать то, что нравится.
— В последнее время популярно устраивать гонения на художников или их произведения. Встречались ли Вы с негативной реакцией на Ваши работы?
— Один раз было подобное во время выставки «Миллениум 2000» в Манеже. У меня был проект «Соль-стол». Каждый посетитель выставки мог подойти к столу, взять горстку соли и сыпать ее через воронку. Получалась одна большая соляная пирамида. Некоторые люди говорили, что это к ссоре. Но плохой приметой считается, когда соль случайно рассыпалась, а здесь она выстраивалась специально в определённую форму. Стол был из толстого английского стекла, как в древних сагах. Стол короля Артура в замке Камелот — символ объединения разных сил. Такова была предыстория проекта. Кому-то он не понравился, но это их проблемы, ведь идея от этого никуда не ушла. Я хочу сделать другие проекты с солью. Это солярный знак, соль очищает, а человек без нее не может жить.
— Давайте поговорим о проекте, который будет в DiDi Gallery.
У меня была мысль показать его за границей, но мне сказали: «Шикарный проект, но на границе тебя арестуют и отберут ящики». Я не решился, поэтому показываю проект здесь, в галерее у Реваза (Реваз Жвания — директор DiDi Gallery — прим. ред.). И то благодаря тому, что уж очень трепетно отнесся ко мне Реваз, даже на удивление, обычно галеристы по-другому общаются. А тут: «Пожалуйста, очень рады».
— Мне кажется, что проект милитаристский, а содержание у него пацифистское.
— Абсолютно. У меня была идея включить в экспозицию пацифистский знак, но я отказался от этого. Нельзя напрямую говорить. Вы сделали вывод, и мне это очень нравится. А если бы я этот вывод поставил, констатировал факт, это было бы не искусство. Я не имею в виду, что то, что я делаю — искусство. Я хотел сказать, что искусство от не-искусства отличает «чуть-чуть». Вот это «чуть-чуть» или есть, или его нет. Можно сделать вещь, показать ее — идея хорошая, выполнено великолепно, но этого «чуть-чуть» нет, и тогда это просто качественно исполненная работа. Конечно, решает время, но некоторые вещи видны невооруженным глазом. Сейчас очень много судят, знают, каким должно быть современное искусство — я не знаю до сих пор.
— В экспозицию входит медиа-инсталляция с электронными часами. Планируются ли другие проекты в сфере медиа?
— Планов, конечно, много. Хотелось бы развиваться в этом ключе. Не буду вдаваться в тонкости, но знаете Фибоначчи? Это же до бесконечности: как можно не работать с тем, что не имеет ни начала, ни конца? Леонардо занимался этим всю жизнь. Сфера медиа-искусства позволяет изучать гармонию человека, соотношения, пропорции. Все создано природой, а мы должны трепетно воспринимать ее создание и передавать его в той мере, в которой мы способны понять, при помощи художественного языка: в танце, музыке, живописи или перформансе — не имеет значения, поскольку все это дано нам.
— Важно не испортить то, что создано природой. Я очень трепетно отношусь к вещам и стараюсь показать ту красоту, которая уже существует. Стихия сама по себе, взаимоотношения огня, воздуха, земли и воды — вот что является ключевым в моей работе. Например, это настоящая рельса — реди-мейд, но ее форма совершенно изменилась, и получилась чистая скульптура. Так поработала стихия огня: на Северном форту «Зверев» в 1970-е годы испытывали новые виды морского оружия — мины, торпеды, ракеты и глубинные бомбы, — и во время мощных взрывов плавилось всё, даже металл. Так рельса закалилась, скрутилась и превратилась в скульптуру. Не хочу сказать, что это сделал я. Но я нашел вещь, и это подарок судьбы. Теперь хочется показать ее, дать ей другую, новую жизнь. От каждого предмета идет определенная энергия, ведь он сделан для конкретных целей. Я лишь подчеркиваю знаковость той или иной вещи и расставляю акценты. А уже сам зритель будет догадываться, как и в каком качестве воспринимать эти предметы, какое звучание необходимо для современного времени.
— Вы случайно находите эти предметы или выходите в специальную экспедицию?
— Нет, ни в коем случае! Прелесть реди-мейда именно в том и заключается — вещь сама приходит; стихии либо с тобой взаимодействуют, либо нет. Для каждого хороша определенная стихия — он ее чувствует, понимает, воспринимает естественным образом. Одному приятно работать в металле, другому — с глиной. Один пишет картины маслом, другой — только акварелью, поскольку иначе не может. Если есть контакт с конкретно этим материалом — прекрасно, нет контакта — ничего не будет.
— У Вас есть контакт и с металлом, и с бумагой; Вы и график, и живописец, и инсталляцией занимаетесь…
— Скорее всего, не я ими, а они мной занимаются. К каждой вещи нужно найти ключ для того, чтобы ее разгадать. У меня классическое образование, и я вижу пластику во всем. Нужно говорить не иллюстративным языком, а пластическим, и таким образом общаться с миром и в первую очередь с собой, а потом показывать другим, если вещь начинает требовать, чтобы ее показали.
— Тема времени в Вашем творчестве — сквозная. С чем это связано?
— Мы живем в цифровой век, и хотелось бы найти контакт с числами, цифрами. Их всего-то от нуля до девяти, но почему-то они везде: номер квартиры, паспорта, дата рождения и т. д. В этом поле нужно найти себя как художника. Кстати, последняя работа, которую я делал, связана с Велимиром Хлебниковым. Он уделял много внимания числам и их значениям, так же и другие великие художники. Например, Леонардо да Винчи сказал: «Кто не знает математики, пускай не смотрит мои картины». Числовые значения, золотые пропорции — все это имеет смысл. Поэтому когда появляется ситуация, где я могу использовать числа, я с большим удовольствием это делаю.
— Вы также любите буквы, тексты. И даже Ваша живопись, как правило, текстовая.
— В Китае живопись появилась от иероглифа. Каллиграфия — высочайшее искусство. Она очень современна, потому что в ней есть все: и абстракция, и конкретика, и поэзия, и философия. Есть трактаты Ци Байши, который писал о движении кисти. Чтобы сделать иероглиф, надо знать, как должна работать кисть, рука, локоть, какое должно быть дыхание. Это своего рода праны: как направлять энергию через кисть на кончик пера или кисточки через тушь на бумагу. Это впечатляет.
— Вы занимаетесь каллиграфией?
— Нет, это очень серьезное дело. Хотя я люблю буквы, тексты. Я делаю авторские книги небольшого тиража. Люблю набирать их вручную —мне нравится бумага, ее фактура; держишь настоящую бумагу в руках и считываешь ее энергию. Мне кажется, в этом есть некая правда: и пластическая, и художественная, и содержательная — там все аккумулировано. Опять мы вернулись к проблеме стихий — они всюду, и главное — относится к ним трепетно и осознанно.
— Как Вы думаете, люди понимают Ваши работы?
— Честно говоря, не знаю. Это такое баловство: мне нравится, и я этим занимаюсь. Всем не угодишь, поэтому я решил раз и навсегда делать то, что нравится.
— В последнее время популярно устраивать гонения на художников или их произведения. Встречались ли Вы с негативной реакцией на Ваши работы?
— Один раз было подобное во время выставки «Миллениум 2000» в Манеже. У меня был проект «Соль-стол». Каждый посетитель выставки мог подойти к столу, взять горстку соли и сыпать ее через воронку. Получалась одна большая соляная пирамида. Некоторые люди говорили, что это к ссоре. Но плохой приметой считается, когда соль случайно рассыпалась, а здесь она выстраивалась специально в определённую форму. Стол был из толстого английского стекла, как в древних сагах. Стол короля Артура в замке Камелот — символ объединения разных сил. Такова была предыстория проекта. Кому-то он не понравился, но это их проблемы, ведь идея от этого никуда не ушла. Я хочу сделать другие проекты с солью. Это солярный знак, соль очищает, а человек без нее не может жить.
— Давайте поговорим о проекте, который будет в DiDi Gallery.
У меня была мысль показать его за границей, но мне сказали: «Шикарный проект, но на границе тебя арестуют и отберут ящики». Я не решился, поэтому показываю проект здесь, в галерее у Реваза (Реваз Жвания — директор DiDi Gallery — прим. ред.). И то благодаря тому, что уж очень трепетно отнесся ко мне Реваз, даже на удивление, обычно галеристы по-другому общаются. А тут: «Пожалуйста, очень рады».
— Мне кажется, что проект милитаристский, а содержание у него пацифистское.
— Абсолютно. У меня была идея включить в экспозицию пацифистский знак, но я отказался от этого. Нельзя напрямую говорить. Вы сделали вывод, и мне это очень нравится. А если бы я этот вывод поставил, констатировал факт, это было бы не искусство. Я не имею в виду, что то, что я делаю — искусство. Я хотел сказать, что искусство от не-искусства отличает «чуть-чуть». Вот это «чуть-чуть» или есть, или его нет. Можно сделать вещь, показать ее — идея хорошая, выполнено великолепно, но этого «чуть-чуть» нет, и тогда это просто качественно исполненная работа. Конечно, решает время, но некоторые вещи видны невооруженным глазом. Сейчас очень много судят, знают, каким должно быть современное искусство — я не знаю до сих пор.
— В экспозицию входит медиа-инсталляция с электронными часами. Планируются ли другие проекты в сфере медиа?
— Планов, конечно, много. Хотелось бы развиваться в этом ключе. Не буду вдаваться в тонкости, но знаете Фибоначчи? Это же до бесконечности: как можно не работать с тем, что не имеет ни начала, ни конца? Леонардо занимался этим всю жизнь. Сфера медиа-искусства позволяет изучать гармонию человека, соотношения, пропорции. Все создано природой, а мы должны трепетно воспринимать ее создание и передавать его в той мере, в которой мы способны понять, при помощи художественного языка: в танце, музыке, живописи или перформансе — не имеет значения, поскольку все это дано нам.